Форум » Разное » Грибная тема в литературе и поэзии (продолжение) » Ответить
Грибная тема в литературе и поэзии (продолжение)
Анатолии: О грибах так много сказано... Предлагаю собрать в этой теме произведения, так сказать: от классиков до "чайников", но исключительно на грибную тематику. Надеюсь, что форумчане представят здесь не только работы известных авторов, но и свои собственные рассказы и стихи. Она езжала по работам, Солила на зиму грибы, Вела расходы, брила лбы, Ходила в баню по субботам, Служанок била осердясь — Все это мужа не спросясь. А.С.Пушкин, "Евгений Онегин" (6, 46)
Анатолии: Сергей Владимирович Михалков (13.03.1913 - 27.08.2009) ГРИБЫ Рос яркий Мухомор среди лесной полянки. Бросался всем в глаза его нахальный вид: - Смотрите на меня! Заметней нет поганки! Как я красив! Красив и ядовит! - А Белый Гриб в тени под елочкой молчал. И потому его никто не замечал... 15 января 1967 г.
ariona: Грибная статистика Жизнь грибными меряю сезонами, Только стали мысли посещать: Позади годов - корзины полные, Впереди - лукошко бы набрать.
MaryN: ariona
ariona: MaryN Спасибо, что-то вдруг в голову пришло Осень... Люблю ее.
Анатолии: Последние осенние грибы... Сти-Шило *** По утрам порой на лужах лёд, За ночь остудивший осень в зиму - Но пока что ( если повезёт ) Можно и грибов набрать корзину ... Как вкусны последние грибы ! В сковородке шкварчит отзвук лета - Заполняя все углы избы Радостью и теплотою света ... Под грибочки вроде как не грех, На прощанье с осенью вдогонку И с соседом выпить за успех , Что принес для пробы самогонку ... Вилкой наколов подарок леса , Наполняем до краев стаканы - Чтоб подольше длилась эта пьеса , Чтоб стелились осени туманы !.. Владимир Зайченко 2008
ariona: Анатолии Это мне понравилось! Только шкворчИт
Анатолии: Ирина Сидоренко Соль жемчуга - 19. - Грибники. Диковины брянского леса. Моей маме Екатерине Ильиничне, её поколению "Катюша, место есть в Москве – Там нужен инженер, Квартира будет". – "Не по мне, Скажу вам без манер. Мне очень дорог брянский лес. Люблю его дары. Он полон сказок и чудес Почище всей Москвы. Я знаю много тайных мест! …Иду вот как-то раз – Семейка ёлочек! И здесь Грибов – как на заказ! Упала шишка, дебрям дав Зелёненьких сестриц. И на боровики напав, Я сделала им блиц. И после много лет сюда Я тихо захожу, И каждый раз я без труда Грибочки нахожу. Как сладко пахнет белый гриб! Но и ему зеро: Срезаю свежий спелый нимб И аккурат – в ведро! …Глазурь волнушек обливных Румянится в восход, В чернушках от зрачков ночных Блистает небосвод. И подореховки мигнут Сиреневым глазком. Приятной горечью так льнут – Возьми себе тайком! Перчит немного белый груздь, Но запах свеж и прян! Отгонит он любую грусть С неведомых полян. Мне нравится грибы искать. А есть у нас места – Насколько можно увидать, Красным-красна верста. Красноголовики стоят Молоденькие – страсть! Рубах не хватит у ребят Наполнить эту масть. Корзины с верхом! Рюкзаки Грибами вмиг набьют. В лесу такие уголки Покоя не дают. Иль вот – от ветра свален лес. На бурелом взгляни! Опятами забит окрест. Враспах душисты пни! А на опушке вон стоят Пять рыжиков смешных. Почисти ножичком мальчат, Но мыть не надо их. Подуй легонько и разрежь, И солюшкой посыпь. Но только сразу их не ешь, Накрой-ка эту сыть, Чтоб сохранился аромат! На срезе виден сок Оранжевый чуть-чуть. Вот смак! Слегка горчит грибок… Тот солоухинский салат, Что в серии статей "Охоты третьей", – всех подряд Влюбил моих друзей". Примечания. См. статьи В. Солоухина "Третья охота" (ж. "Наука и жизнь" 70-80 гг. ХХ в.) Опубликовано: 2005
Анатолии: Ещё грибами пахнет лес Г.Н. Новицкая Ещё грибами пахнет лес И лист не снялся У осины. И с разрумяненной рябины Ещё зной лета Не исчез. Ещё не всё пересказал Ручей, Живущий под корнями. Но дождь Уже спешит за нами, Как будто леса Не видал!
Анатолии: Юрий Поляков Грибной царь О жизни и 36 часах почти одинокого мужчины Это было, когда Царь Горох воевал с грибами. «Война грибов» 1 Он бродил с корзиной в ельдугинском лесу, в том месте, которое дед Благушин называл «Ямье». Наименование это происходило от двух десятков квадратных впадин, превращавшихся весной и осенью в омутки со своей лягушачьей и плавунцовой жизнью. В сентябре по закраинам ям росли ворончатые чернушки, истекавшие на сломе белым горьким соком. Когда-то, в войну, здесь стоял пехотный полк. Стоял недолго: солдатики только и успели понарыть землянок, нарубить дров, изготовиться к зимовью и пустить дымы, как вдруг началось наступление. Что стало с полком? Дошел ли кто из приуютившихся в землянках бойцов до Берлина? Воротился ли домой? Неведомо. Колхозницы развезли по хозяйствам дрова, разобрали накаты из толстых бревен, а почва принялась год за годом заживлять, заращивать военные язвины. Но рукотворность этих впадин все еще была очевидна, и дед Благушин показывал возле овражков маленькие приямки — прежние входы в землянки… Не обнаружив чернушек, он побрел дальше и даже не заметил, как привычный некрупный березняк перерос в чуждое, неведомое чернолесье. Огромные замшелые дерева, каких в ельдугинской округе сроду не видывали, подпирали тяжкий лиственный свод, почти непроницаемый для солнечных лучей. Где-то вверху, в далеких кронах, шумел ветер. Этот гул спускался по стволам вниз, и, ступая на толстые узловатые корни, расползшиеся по земле, он чувствовал под ногами содрогание, будто стоял на рельсах, гудевших под колесами близкого поезда. Чаща была безлюдная, даже какая-то бесчеловечная, и его охватило ведомое каждому собирателю тревожно-веселое предчувствие заповедных дебрей, полных чудесных грибных открытий. Однако грибов-то и не было. Совсем! Несколько раз, завидев влажную коричневую шляпку в траве, он бросался вперед, но это оказывался либо обманно извернувшийся прошлогодний лист, либо глянцевый, высунувшийся изо мха шишковатый нарост на корне. Ему даже вспомнилась читанная в детстве сказка про мальчика, который неуважительно вел себя в лесу: ломал ветки, сшибал ногой поганки, кидался шишками в птичек, — поэтому грибы в знак протеста построились рядами и покинули свои, так сказать, места исконного произрастания. Юный вредитель с лукошком долго и безуспешно искал по обезгрибевшему лесу хоть какую-нибудь дохлую сыроежку, пока не догадался совершить добрый поступок (какой именно — напрочь забылось). Тогда грибы, встав в колонны, радостно вернулись в лес и сами набились исправившемуся отроку в корзинку. Иронично решив, что тоже, наверное, стал жертвой грибного заговора, он начал прикидывать, в какую сторону возвращаться домой, но вдруг заметил среди стволов просвет и поспешил туда. Перед ним открылась обширная прогалина, странно округлая и неестественно светлая, словно откуда-то сверху, как в театре, бил луч прожектора. Он сделал еще несколько шагов и обмер: поляна была сплошь покрыта грибами. Исключительно белыми! Поначалу у него даже мелькнула странная мысль, будто бы он набрел на остатки древнего городища, наподобие тех, что находят иной раз в индийских джунглях, и перед ним — проросшая травой старинная мостовая, сбитая из темно-коричневых, посверкивающих росой булыжников, необычайно похожих на шляпки боровиков. И все-таки это были грибы! Сердце его от радости заколотилось так громко и беззаконно, что стало трудно дышать. Ему пришлось прислониться к дереву и сделать несколько глубоких вдохов животом, как учил доктор Сергей Иванович. Не сразу, но помогло. Успокоившись, он присел на корточки и вырвал из земли первый гриб — тугой и красивый, именно такой, как изображают на картинках в красочных руководствах по «тихой охоте». Шляпка была лоснящаяся, шоколадная, только в одном месте немного подпорченная слизнем, но ранка уже успела затянуться свежей розоватой кожицей. Подшляпье, которое дед Благушин, помнится, называл странным словом «бухтарма», напоминало нежный светло-желтый бархат, а с толстой ножки свисали оборванные мохеровые нити грибницы, обметанные комочками земли и клочками истлевших листьев. Он долго любовался грибом и наконец бережно положил его в свою большую корзину, предварительно выстелив дно несколькими папоротниковыми опахалами. Вдруг ему почудились чьи-то далекие ауканья, он вскинулся и застыл, напрягая слух, но ничего не уловил, кроме ровного лесного шума и электрического стрекота кузнечиков, засевших в ярко-лиловых зарослях недотроги. Нет, показалось… Тем не менее им овладела боязливая, горячечная торопливость, словно с минуты на минуту сюда должны нагрянуть толпы соперников и отобрать у него этот чудесно найденный грибной Клондайк. Он заметался по поляне, с жадной неряшливостью вырывая грибы из земли и швыряя их в корзину, становившуюся все тяжелее. Наконец ему пришлось оставить неподъемную ношу на середине поляны, рядом с выбеленной солнцем закорючистой корягой, и собирать боровики в свитер, который когда-то ему связала Тоня. Она в ту пору только-только осваивала (как сама любила выражаться) «спицетерапию», не рассчитала — и свитер получился слишком длинный, бесформенный, годный лишь для леса и рыбалки. Когда грибы заполняли подол, он подбегал к коряге, ссыпал добычу в корзину и снова собирал, собирал, собирал… В одном месте ему вместо боровиков попалась семейка обманчивых молоденьких валуев, он рассмеялся и мстительно раздавил притворщиков каблуком. Наконец на поляне не осталось вроде бы ни одного белого. Внимательно оглядевшись, он опустился возле переполненной корзины, потом, сминая отцветший зверобой, лег на спину и долго наблюдал за плавной жизнью облаков. Высоко-высоко в небе метались, совершая немыслимые зигзаги, птицы, похожие отсюда, с земли, на крошечных мошек. Он долго с завистью следил за их горним полетом, пока не догадался, что на самом деле это и есть какие-то мошки, крутящиеся всего в двух метрах от его лица. А догадавшись, рассмеялся такому вот — философическому обману зрения. Внезапно ему пришло в голову, что, если оставить несорванным хотя бы один боровик и дать ему время, из него может вырасти Грибной царь. Он даже вскочил и еще раз пристально обошел поляну: увы, все было собрано подчистую. Ну и ладно! Во-первых, вряд ли удастся снова отыскать это удивительное место, а во-вторых, даже если оно и отыщется, где гарантия, что кто-нибудь не найдет оставленный на вырост боровик раньше? И тогда Грибной царь попадется случайному лесному прохожему! Он, кряхтя, поднял тяжеленную корзину. От рывка самый верхний белый скатился наземь. Подобрав его и стараясь пристроить понадежнее, он вдруг замер в недоумении: этот последний гриб был точь-в-точь похож на самый первый. И не только размером! Та же лоснящаяся, темно-коричневая шляпка с проединой, затянутой розоватой кожицей, та же светло-желтая бархатная бухтарма, те же белые, обметанные комочками земли и клочками истлевших листьев мохеровые нити, свисающие с толстой ножки. Он внимательно посмотрел на корзину и с тошнотворной отчетливостью понял, что все собранные им грибы абсолютно одинакового размера, цвета и у каждого в одном и том же месте — подживший, затянувшийся след от слизня… Вдруг ему показалось, будто грибы в корзине еле заметно шевелятся. Пытаясь сомнительной улыбкой развеять глупое наваждение, он решил изучить поднятый боровик и с недоумением почувствовал, как тот чуть подрагивает в руке, словно внутри гриба идет какая-то невидимая, мелочная, но очень опасная работа. Он осторожно разломил шляпку и обомлел: вся мякоть была пронизана сероватыми червоточинами, однако вместо обыкновенных желтых личинок внутри копошились, извиваясь, крошечные черные гадючки. Ему даже удалось разглядеть нехорошие узоры на спинках и злобные блестящие бусинки глаз. Одна из тварей изогнулась и, странно увеличившись в размерах, прянула прямо в лицо. Вскрикнув, он отбросил гриб и, не разбирая дороги, забыв про корзину, побежал сквозь чащу. Ветки хлестали по лицу, липкая паутина набивалась в глаза, а папоротник, как живой, наворачивался на сапоги. Споткнувшись о корень, похожий на врытую в землю гигантскую крабью суставчатую клешню, он кубарем скатился на дно оврага, а когда встал на четвереньки и попытался выкарабкаться, с ужасом увидел, как по самому дну лесной промоины вместо обычного ручейка медленно струится странный слоистый туман. Нет, не туман, а густой, удушающий табачный дым, отдающий почему-то резким запахом женских духов. Ему стало трудно дышать, а грудь пронзила жуткая боль, словно кто-то сначала зажал его сердце в железные тиски, а потом с размаху вогнал в него гвоздь. Он рванул на себе свитер и увидел, что множество гадючек, неведомым образом перебравшихся на его тело, уже успели прорыть серые, извилистые ходы под левым соском… Он страшно закричал и тотчас проснулся. http://www.erlib.com/Юрий_Поляков/Грибной_царь/1/
Анатолии: Тамара Людная ЗА ГРИБАМИ Солнце следом летит, Ветер бьёт о стекло, Вдаль дорога бежит, Раскраснелось лицо. В лес осенней порой Собрались мы с утра, Осень свежим грибом За собой позвала. С нею бродим меж лип, Меж берёз и сосной – Влажной шишкой повис Пряный запах лесной. А в дубах – колдунах Заплутал Солнца луч, В озерка зеркалах Видно небо без туч. Гриб стоит у пенька, Шляпку сбил набекрень – Осень бродит в лесах Весь проветренный день. 2009
ariona: Уважаемые читатели этой темы! Очередной замечательный рассказ от Дончанина, который он по традиции опубликовал на ГКО, но из скромности не продублировал здесь. Делаю на свой страх и риск, чтобы участники ГЛО тоже получили удовольствие Провал операции "Грибник" 1. КОВАРНЫЙ ПЛАН "Пора", - подумал Шеф и вызвал своего лучшего агента. Агент появился ровно через 5 минут. - Садись, слушай, запоминай, - и Шеф стал излагать план действий. - План уничтожения русских как нации давно приведён нами в действие. Алкоголь, никотин, наркотики - уничтожение физическое, и мы в этом направлении работаем вовсю. К моральному разложению мы тоже приложили руку. Но этого мало. Существуют категории русских, практически не подверженных нашему тлетворному влиянию. Их немало. Особо хочу отметить многочисленную армию грибников. Они не увлекаются алкоголем, в большинстве своём ведут здоровый образ жизни, и моральный облик их высок. Грибники - это бельмо на нашем всепроникающем глазу! Шеф открыл золотой портсигар, инкрустированный алмазами, но тот был пуст. Шеф давно бросил курить, но привычка лезть в портсигар осталась. Теперь в портсигаре хранилась жвачка. Шеф молча предложил её агенту. - У меня свои, - сказал Агент, и достал из внутреннего кармана пиджака чупа-чупс. - На чём я остановился? - спросил Шеф. - На бельме. - Да. Так вот. Этому бельму недолго торчать осталось. Учёные нашей секретной лаборатории после длительных экспериментов открыли вещество, способное превращать съедобные грибы в ядовитые. Теперь разговоры о "мутациях" станут реальностью, а не досужими вымыслами! После введения этого вещества в грибницу будущие грибы внешне ничем не будут отличаться от своих съедобных собратьев, но химический состав их станет немного другим. В них будет образовываться яд, который способен отравлять человеческий организм медленно, но верно. Коварство яда заключается в том, что действовать он будет не сразу. И содержание его в грибах будет мизерно. Поэтому найти причину отравления будет весьма непросто. Конечно, русские учёные рано или поздно докопаются до истины, но наше оружие к тому времени начнёт вовсю работать: многие будут уже отравлены, масса грибниц переродится. Ведь ещё одно коварное свойство этого яда - заражённые грибницы будут передавать свои ядовитые свойства грибницам не заражённым. У вас может возникнуть вопрос: где гарантия, что не пострадают американцы? Ведь споры грибов разносятся на большие расстояния. Отвечу. Во-первых, мы далеко за океаном. Во-вторых, у нас уже есть противоядие. В - третьих, и это главное, - наши люди, в отличие от русских, в грибном плане очень осторожны и консервативны. Грибы едят искусственно выращенные, а грибники, собирающие грибы в лесу, предпочитают традиционные виды. Отсюда ваша задача. Выяснить, какие нетрадиционные грибы едят русские - такие грибы, которые не едят у нас! Потому что ядовитые свойства могут передаваться друг другу только грибами или грибницами одного вида. Для этого вы приедете в Россию в качестве туриста. Остановитесь в гостинице в каком-нибудь райцентре. Вам надо будет сыграть роль молодого учёного, который интересуется местными грибами и хочет познакомиться с ними на практике. Проникните в глубинку, в сельскую местность, сыграйте роль начинающего грибника. Расспросите местное население. Идеальный вариант - если вы познакомитесь с каким-нибудь грибником поближе. А вообще - действуйте по ситуации. Ваша цель - выяснить, какие грибы собирает народ и обязательно привезти образцы. На этом этапе ваша задача будет закончена. Следующее слово скажут наши учёные. Время на сборы - 24 часа. Всё. Вопросы есть? Агент схватывал всё на лету, а то, что Шеф недосказывал - домысливал. Вопросов у него не было. - Ну и хорошо. Идите! Ах...да, - Шеф достал из ящика стола толстый увесистый том. - Изучайте грибы! Учите латынь! Она вам пригодится! Агент американской разведки Сэм Джонс внутренне поморщился, но виду не подал. Сэм прекрасно разбирался в технике, имел блестящий аналитический ум. Он досконально знал всю шпионскую аппаратуру. Мог почти вслепую собрать любое хитроумное устройство, обнаружить любой "жучок", А вот с латынью ещё со времён МГУ у него были нелады. Да, Сэм Джонс был русским, и раньше звался Семёном Иванниковым. Поэтому именно на него пал выбор Шефа. После окончания физфака Семён, как подающий большие надежды молодой специалист, был приглашён в США, да так там и остался (не обошлось без родственных связей - у него в штатах нашлась какая-то дальняя родственница по отцовской линии). Однако вскоре свой талант он направил во враждебное русскому народу русло. Связался с компанией местных шпионов, и покатился... Сэм приехал к себе, лёг на диван и открыл справочник наугад. - Псевдоклитоцибе циатни...", - тьфу ты, язык поломаешь, - подумал Сэм. Но делать было нечего, и он сосредоточенно стал грызть латынь. Утром Сэм дочитал последнюю главу. В голове была каша. Ничего, утрясётся. Всё-таки у него была уникальная память. Однажды ему за ночь пришлось выучить наизусть целый телефонный справочник. Работа есть работа. Сэм глянул на часы. Пора. Через час надо явиться к Шефу, который даст документы, последние цу, и на самолёт. Чувствовалась усталость после бессонной ночи. "В гостинице отосплюсь", - успокоил себя Сэм. Через несколько часов в аэропорту Шереметьево по трапу самолёта спускался самый обыкновенный американский турист. Операция "Грибник" началась. 2. ВСТРЕЧА В ЛЕСУ Сэм до следующего утра отсыпался в гостинице, а с первыми лучами солнца вышел в город, в котором не был лет 20. С тех пор, как Сэм покинул Россию (а было это ещё при Горбачёве), ему так и не удалось побывать в Москве. Его бросали в Индию и Гондурас, в Китай и Новую Гвинею, он побывал практически во всех европейских странах, а в России довелось быть только однажды, да и то на Земле Франца-Иосифа. И вот он опять идёт по Москве, узнавая знакомые места. Сэм подошёл к зданию МГУ, вспомнил студенческие годы, и скупая мужская слеза прокатилась по его гладко выбритой щеке. Но негоже агенту сентиментальничать. Минутная слабость прошла, и Сэм опять стал предельно собран и сосредоточен. Он купил рюкзак, корзинку, спортивный костюм, кроссовки и какую-то дурацкую широкополую соломенную шляпу. Хотел было купить сапоги, но погода стояла сухой, и Сэм решил, что кроссовками обойдётся. К тому же задерживаться здесь надолго он не собирался. В гостинице Сэм напялил на себя купленное одеяние, взял корзину и глянул в зеркало. Непонятно было, похож ли он стал на грибника, но на себя он не походил точно. С зеркала на него глядел некий придурковатый малый. "Ну и что? Грибники разные бывают", - подумал Сэм. Теперь ему предстояло выбрать место, куда бы поехать. Он глянул на карту, и где-то между Москвой и Ярославлью нашёл местечко, довольно лесистое. Он уменьшил масштаб и прочитал название населённого пункта: "Голощаповка"." Название Сэма развеселило. Так тому и быть! Еду в Голощаповку! Автобус, следовавший на Ярославль, проходил недалеко от этой самой Голощаповки. Народ в нём ехал разный, в-основном, видимо, на сады-огороды, ведь была пятница. Рыбаков и грибников Сэм не заметил: наверное, те уехали раньше. Добрался автобус до места часам к трём пополудни. Агент попросил, чтобы водитель остановил возле таблички "Голощаповка 4 км." Лес подходил почти вплотную к дороге. Сэм вдохнул полную грудь чистого осеннего воздуха. Хорошо! Он не помнил, когда в последний раз был в нормальном лесу. То пески, то саванны, то джунгли. Но это всё не то! Чем дальше Сэм углублялся в русский лес, тем больше понимал, как много он потерял. От леса исходила некая здоровая сила и основательность. И была в нём какая-то особенная красота. А вот с грибами у Сэма дело шло туго, невзирая на его феноменальную память. Латынь к грибам не пришьёшь, а по виду грибы совсем не походили не те, что Сэм видел на рисунках. Он попытался вспомнить признаки... Но одни и те же признаки подходили по крайней мере к десяткам разных видов. С другой стороны, грибы одного и того же вида нередко отличались друг от друга. И тогда Сэм понял, что одной теорией здесь не обойтись. Нужна практика, нужен опыт. А их у Сэма не было. Точно опознать удалось разве что красные мухоморы. Так и бродил Сэм с пустой корзиной до тех пор, пока перед ним не вырос кряжистый, небольшого роста мужичок. - Откуда приехал, сынок? - сразу и в упор спросил мужичок. "Как он догадался, что я нездешний?" - подумал Сэм. "И почему "сынок?" Ну да, мужичку на вид лет 65... Вполне мне может в отцы сгодиться". - Так ведь нездешних издалёку видать, - мужичок как будто читал мысли Сэма. - Наших-то местных я всех знаю. Отпуска закончились. Гости все разъехались. Кому ещё быть? На нашенских ты совсем не похож. Может, ты иностранный шпиён? У Сэма похолодело внутри. А мужичок засмеялся. - Да ладно, пошутил я... - Я учёный, в командировке тут, интересуюсь местными грибами, а практики никакой... - быстро, как бы оправдываясь, заговорил Сэм. - А у вас что, грибы не растут? - спросил мужичок. - Да какие грибы в Монголии... Там только лошади в степях скачут. Что за бред я несу, - подумал Сэм. Какая Монголия? Какие лошади? Мужичок со своим "шпиёном" совсем Сэма сбил с толку. Агент поймал на себе цепкий взгляд мужичка. - Я-то сам не из Монголии родом, но по воле обстоятельств живу там... - А-а... То-то я вижу, ты совсем грибы не умеешь собирать. Вон корзина твоя пустая совсем. И ноги мокрые. Кто ж по грибы в тапках тряпичных ходит. Надо завсегда сапоги надевать! Сэм действительно промочил ноги, продрог и его бил лёгкий озноб. Китайские кроссовки быстро промокли от сохранившейся в низинах росы. Не надо было экономить на обуви... - Ладно, пошли ко мне. Погреешься, обсохнешь. Время-то есть? - Есть. - Ну и хорошо. И про грибы я тебе расскажу, коль интерес имеешь. И дам попробовать. Наших, голощаповских грибочков. Ты вжисть таких не ел! У мужичка корзина была полная. Он поймал взгляд Сэма и проговорил: - Это груздочки. Много их в этом году уродилось. Сэм прокрутил в голове талмуд, что изучал накануне. - Лактариусы? - Чего? - Лактариус - это груздь по-латыни. - Эх, странные вы, учёные. По-латыни грибы знаете, а собирать их не умеете... Тут до Сэма дошло. - Так ведь груздь - несъедобный гриб! Мужичок сочувственно посмотрел на агента. - Ты, видать, малость переучился там, в Монголии. Груздь - первый гриб, ежели солёный! И невдомёк было мужичку, что Сэм знал грибы только теоретически, по тамошней книге, не российской. А у тамошних авторов почти все грузди в несъедобных числятся. В то же время у Сэма опять возникло нехорошее чувство, как тогда, при слове "шпиён". - Тебя как звать-то? - спросил мужичок. - Сэм..ён. Семёном. - Сенька, значит. А меня Петровичем зовут. На закате грибники вышли из лесу. Сразу за ручьём на холме стояла Голощаповка. Кривые заборы пьяно петляли между домиками. Вяло перебрёхивались собаки. Простуженно прокричал петух. Большая старая утка, отряхиваясь, вышла из ручья и грузно, вразвалку захромала в сторону ближайшей хаты. А вдали в лучах заходящего солнца ослепительно сиял крест местной церквушки. 3. В ГОСТЯХ Изба Петровича была пропитана запахом табачного дыма и квашеной капусты. - Давай, скидывай свои тапки, надевай сухие, а эти я на печь брошу. - Петрович поставил корзину в угол. - Раз такое дело, то наше знакомство надо отметить. Располагайся, я сейчас! Сэм переобулся, а Петрович полез в погреб. Оттуда пахнуло сыростью, гнилой картошкой и ещё чем-то забытым, но приятно знакомым, напомнившем Сэму о далёком детстве, когда его возили к бабушке в деревню. - Самогону нет, не успел нагнать, а старый закончился. Но у меня бражка имеется! - раздалось из погреба. Сэм конечно знал, что есть самогон и бражка, но не пил совершенно. Работа не позволяла. Однако ради дела сегодня, наверное, придётся выпить. Петрович выставил на стол снедь: квашеная капуста, мочёные яблоки, холодная отварная картошка "в мундире", свежая зелень и большая миска груздей. - А что... водку вы не пьёте?- полюбопытствовал Сэм. - Зачем травиться этой химией, когда есть натуральный продукт! - А импортную? - Дороже, а отрава такая же. Сэм про себя отметил этот факт. - Ну, давай, академик! - Петрович налил бражку из трёхлитровой банки в две большие алюминиевые кружки. Пока Петрович лазил в погреб, Сэм предусмотрительно принял две таблетки антипьянина и смело поднял ёмкость. - Вот и ладно, - удовлетворёно сказал Петрович, проследив, чтобы Сэм выпил до дна. - А теперь - грибочек! Но Сэм боялся. Это же груздь, несъедобный гриб! - Да не бойся ты, чудак-человек! Делай, как я! - и Петрович, наколов вилкой лоснящийся грибок, смело отправил его в рот. Делать было нечего, и Сэм последовал примеру Петровича. Гриб приятно хрустнул на зубах, во рту разлился пряный лесной аромат. Вкус у грибов на самом деле был превосходный. - То-то! - удовлетворёно произнёс Петрович и скрутил "козью ножку". - Что вы за табак курите? - спросил Сэм. - Покупаю у Данилыча. Тоже натуральный продукт! Наш, местный табачок! Когда у Данилыча нет, приходится "Примой" перебиваться, но она плохая. - А Сигареты с фильтром не пробовали? "Мальборо", например, или "Кэмел". - Не курил и курить не буду! Я лучше брошу совсем, чем буду курить эту гадость! "Так. И сигарет наших они не курят", - отметил про себя Сэм. - Ну, по второй! - Петрович налил опять. Сэму ничего не оставалось делать, как выпить вторую кружку. То ли бражка оказалась крепкой, то ли таблетки плохо подействовали, но Сэм в тепле разомлел. В глазах замельтешило, по телу разлилось приятное тепло и стало так легко, будто в груди царил вакуум. Сэм усилием воли заставил себя сосредоточиться, применив йогу. Ясность мыслей на время вернулась к нему. - Ну а теперь расскажите о грибах, - попросил Сэм. И Петрович стал рассказывать, что грибы он собирает сызмальства, что едят они разные грибы, и белые, конечно, и обабки, и чернушки... Петрович сыпал народными названиями, а Сэм всё больше понимал, что он ничего не понимает. Да и зачем? Ему было так хорошо здесь, в тёплой избе с Петровичем, в этой забытой богом Голощаповке. - Или вот свинушки, - продолжал Петрович. Замечательные грибочки! - Свинушки? - вернулся к действительности Сэм. - Они же ядовитые! - Это может быть у вас они ядовитые. А мы едим! Вот я принесу, а ты оцени! "У вас", - отметил про себя Сэм. Он хотел было запротестовать, мол, не надо свинушек, но сил не было. Петрович принёс банку свинушек, ими закусили очередную порцию бражки. Сэм ещё пытался рассуждать. Если русские едят свинушки, гриб ядовитый, то его подозрения подтверждаются... А Петрович всё говорил и говорил, пуская густые клубы дыма. И Сэма совсем развезло. Он почувствовал в Петровиче родственную душу. После того, как они спели вместе "Из-за острова...", на Сэма накатило всеобъемлющее чувство любви. Он обнял Петровича и проговорил: "Петрович, я тебя люблю!" И это было последнее, что помнил Сэм. 4. БЕГСТВО - Агент, подъём! То был голос Петровича. Сэм, не открывая глаз, похолодел. Что, неужели конец? Стоило один-единственный раз выпить на работе, и провал? Нет, нельзя пить на работе. Ни при каких обстоятельствах! Почти 20 лет филигранной работы, ни одного прокола, и так глупо попасться. Но деваться некуда. Надо уметь проигрывать. Сэм медленно открыл глаза, ожидая или увидеть нацеленное на себя дуло, или почувствовать холодящий металл наручников на запястьях. Но за столом сидел улыбающийся Петрович, а перед ним стояла бутыль с мутной жидкостью. - Оклемался, агент! - П...Почему агент? - А ты не помнишь, что ты вчерась тут говорил? Сэм ничего не помнил. После признания в любви к Петровичу - как отрезало. А голова... В ней колотили сотни молоточков по самым болезненным местам. - Э, слабый вы народ, учёные. С трёх кружек бражки эк тебя развезло! - Так что же я говорил? - А то и говорил. Что ты - агент иностранной разведки, и прибыл сюда, чтобы наших грибников извести. - А конкретно? - Да говорю, что бубнил одно и то же. И каялся, и плакал, что тебе стыдно, что завтра повесишься на суку... И смех, и грех. - И что? Вы поверили? - Ага, как же. Станет агент по лесу шастать с мокрыми ногами. Ладно, вставай, академик, похмелись. Я немного первача нагнал, пока ты спал. А потом мы прогуляемся до Марфы, она угостит нас мухоморами. И в лес сходим. Груздь нынче уродился!.. - Вы и мухоморы едите? - ужаснулся Сэм. - Некоторые едим. У Марфы они самые вкусные получаются. Сэм всё понял. Наконец его подозрения сложились в законченную картину. Надо быстро что-то предпринимать. Убрать Петровича как свидетеля? Он слишком много знает. Но эту мысль Сэм сразу прогнал. Лишней крови не хотелось. Он же агент экстра-класса, а не примитивный мокрушник. Но эти намёки Петровича на мухоморы... Его, Сэма, явно хотят отравить. И причём сделать это очень тонко. Опять же: грузди, свинушки. И эта жуткая головная боль... А Петрович - как огурчик! - Пей! - Петрович поднёс Сэму стакан мутной жидкости. - Нет! - решительно сказал Сэм. - Понимаю. Надо тебе рассолу испить. Полегчает. Сейчас, погодь, из погреба свеженького принесу. Вот он, удобный момент! Бежать! Немедленно бежать! Сэм, превозмогая головную боль, в тапочках Петровича выскочил из избы и двинул в сторону леса. Бежал он сколько мог, но скоро упал в кусты. Внутри мутило, голова кружилась, прошибал холодный пот. Неверными пальцами Сэм достал пузырёк отрезвина и залпом осушил его. Полегчало сразу. Всё-таки ихние учёные не даром едят свой хлеб! Сэм стал приводить мысли в порядок. Итак, местное население не пьёт заграничную водку, не курит импортных сигарет. Оно спокойно ест грузди, свинушки и даже мухоморы. Стало быть, русская разведка давно раскусила коварный план разведки американской. И русские учёные успешно претворяют в жизнь обратную задачу - обезъяживают грибы! Они превращают ядовитые грибы в съедобные! Все эти фразы Петровича вроде "у вас там они ядовитые", или "это у вас их не едят "- прямое тому доказательство. И то, как Петрович хорошо чувствовал себя поутру (и насколько хреново было ему, Сэму), лишний раз доказывает, что противоядие у русских уже имеется. Значит, это провал. В любом случае провал. Сэм даже на миг пожалел, что сбежал от Петровича. Что тот связан с русской агентурой - это ясно. Какой смысл жить дальше, если операция провалена? Пусть Петрович доводил бы свой хитрый и крайне коварный план до конца. Конечную цель Петровича Сэм до конца не уразумел, но не всё ли равно теперь? "Но нет, я опять расслабился, - Сэм тряхнул головой. Агент американской разведки не должен раскисать! Он должен бороться до конца, и если помереть, то достойно! Но что же делать? В гостиницу идти нельзя, там наверняка его ждут "гости". Надо как-то выбираться." Тогда Сэм достал передатчик и отослал сообщение: "У меня ЧП. Прошу задействовать вариант "С". Вариант "С" означал срочную эвакуацию агента на вертолёте. Вдруг послышались голоса: "Ищите в кустах!" "Поздно,- подумал Сэм. - Уже обложили." Он медленно полез в карман и достал чупа-чупс в чёрной обёртке. Это был чупа-чупс с ядом. Тем самым, грибным. Только концентрированным. Экспериментальный образец. На крайний случай. И вот он, этот случай... "Хоть помру достойно, - Сэм стал разворачивать обёртку. - Как настоящий исследователь." - Нашёл! - раздался голос совсем рядом. - Их тут целая куча! А вон ещё! Грибники. У Сэма отлегло, и он сунул чупа-чупс обратно в карман. Скоро послышался звук вертолёта. Петрович вылез из погреба с банкой рассола. Оглянулся, позвал Семёна, но никто не откликался. "Никак ушёл. Чудной он. - Петрович усмехнулся в выгоревшие прокуренные усы. - Парень хлипковат, конечно, но ничего. Пожил бы с месяцок у нас, попривык бы". Петрович отхлебнул рассолу, вышел на крыльцо и закурил. Над лесом стрекотал серебристый вертолёт. "Комаров травить будут, что ли..." - промелькнуло в голове. Но спустя час Петрович не помнил ни про вертолёт, ни про своего странного гостя. Он азартно собирал грузди. Ведь они в нынешнем году ох какие ядрёные уродились!
bik: Дончанин Здорово, и фантастика, и детектив, и грибы, а про грибы это всегда интересно!
Анатолии: Дончанин 5 баллов Практически, сценарий для кинокомедии ГриБондиана
Екатерина: Дончанин Очень понравился рассказ ariona Спасибо!
Анатолии: *** Вот и осень. Разгар. Золотая её середина. И в затылок ей дышит, лыжню попросивши зима. И опять Шукшина вспоминает, краснея, калина, Даже чаще чем дочки и чаще чем Лида сама. Жизнь, она такова, и иным не отпущено сроку. Только эти иные, как правило, лучшие. Жаль. Вон зеленый пацан разгадал из газеты судоку. Ну а я все сижу, и не сходится диагональ ariona октябрь 2009
Анатолии: *PRIVAT*
Анатолии: " И под каждой осиною гриб..." Н. Рубцов Александр Шиненков ПЕРВЫЙ ПОДОСИНОВИК Красив... Поскольку Украшает лес. Как белый гриб, Червяк его не съест - Как во грузде, не прогрызёт алькова... За красоту? Иль вкуса не такого? - Гадай себе, Пока не надоест. Красив - сырым. Поставь сушиться - опа! - Чернеет... / Современная Европа Чернеет всё же темпом не таким: Ивана с Куртом кое-где Хаким Ещё намерен в большинстве оставить, Чтоб корень белый враз не обесславить. Хотя Москва - уже обречена... / . . . . . . . . . . . . . . . Отставить! - мысль Должна быть не вольна У смертного В походе, на охоте - Чтоб зоркость Натянулась, как струна. Назад, к грибам! Быть собранность должна, Где... вот она и - Волжанка-княжна... А вот лисичек Рыжая стена!.. Когда, в изящных шляпах - Жизнь полна! - Сплошных красавцев, Как вина в меху - До философий Разве грибнику?
Анатолии: 10 декабря 1821 года родился Николай Некрасов Крестьянские дети (отрывок) О милые плуты! Кто часто их видел, Тот, верю я, любит крестьянских детей; Но если бы даже ты их ненавидел, Читатель, как "низкого рода людей",- Я все-таки должен сознаться открыто, Что часто завидую им: В их жизни так много поэзии слито, Как дай бог балованным деткам твоим. Счастливый народ! Ни науки, ни неги Не ведают в детстве они. Я делывал с ними грибные набеги: Раскапывал листья, обшаривал пни, Старался приметить грибное местечко, А утром не мог ни за что отыскать. "Взгляни-ка, Савося, какое колечко!" Мы оба нагнулись, да разом и хвать Змею! Я подпрыгнул: ужалила больно! Савося хохочет:"Попался спроста!" Зато мы потом их губили довольно И клали рядком на перилы моста. Должно быть, за подвиги славы мы ждали, У нас же дорога большая была: Рабочего звания люди сновали По ней без числа. Копатель канав вологжанин, Лудильщик, портной, шерстобит, А то в монастырь горожанин Под праздник молиться катит. Под наши густые, старинные вязы На отдых тянуло усталых людей. Ребята обступят: начнутся рассказы Про Киев, про турку, про чудных зверей. Иной подгуляет, так только держится - Начнет с Волочка, до Казани дойдет! Чухну передразнит, мордву, черемиса, И сказкой потешит, и притчу ввернет: "Прощайте, ребята! Старайтесь найпаче На господа бога во всём потрафлять: У нас был Вавило, жил всех побогаче, Да вздумал однажды на бога роптать,- С тех пор захудал, разорился Вавило, Нет меду со пчел, урожаю с земли, И только в одном ему счастие было, Что волосы шибко из носу росли..." Рабочий расставит, разложит снаряды - Рубанки, подпилки, долота, ножи: "Гляди, чертенята!" А дети и рады, Как пилишь, как лудишь - им всё покажи. Прохожий заснет под свои прибаутки, Ребята за дело - пилить и строгать! Иступят пилу - не наточишь и в сутки! Сломают бурав - и с испугу бежать. Случалось, тут целые дни пролетали - Что новый прохожий, то новый рассказ... Ух, жарко!.. До полдня грибы собирали. Вот из лесу вышли - навстречу как раз Синеющей лентой, извилистой, длинной, Река луговая: спрыгнули гурьбой, И русых головок над речкой пустынной Что белых грибов на полянке лесной! Река огласилась и смехом, и воем: Тут драка - не драка, игра - не игра... А солнце палит их полуденным зноем. Домой, ребятишки! обедать пора. Вернулись. У каждого полно лукошко, А сколько рассказов! Попался косой, Поймали ежа, заблудились немножко И видели волка... у, страшный какой! Ежу предлагают и мух, и козявок, Корней молочко ему отдал свое - Не пьет! отступились... Кто ловит пиявок На лаве, где матка колотит белье, Кто нянчит сестренку двухлетнюю Глашку, Кто тащит на пожню ведерко кваску, А тот, подвязавши под горло рубашку, Таинственно что-то чертит по песку; Та в лужу забилась, а эта с обновой: Сплела себе славный венок,- Всё беленький, желтенький, бледно-лиловый Да изредка красный цветок. Те спят на припеке, те пляшут вприсядку. Вот девочка ловит лукошком лошадку: Поймала, вскочила и едет на ней. И ей ли, под солнечным зноем рожденной И в фартуке с поля домой принесенной, Бояться смиренной лошадки своей?.. Грибная пора отойти не успела, Гляди - уж чернехоньки губы у всех, Набили оскому: черница поспела! А там и малина, брусника, орех! Ребяческий крик, повторяемый эхом, С утра и до ночи гремит по лесам. Испугана пеньем, ауканьем, смехом, Взлетит ли тетеря, закокав птенцам, Зайчонок ли вскочит - содом, суматоха! Вот старый глухарь с облинялым крылом В кусту завозился... ну, бедному плохо! Живого в деревню тащат с торжеством... 1861 http://nekrasov.niv.ru/nekrasov/stihi/krestyanskie-deti.htm
Анатолии: Александр Купрейченко Утро в осеннем лесу (хайбун №12) Отец разбудил меня в три часа утра (или – ночи? Спать так хочется). Но вчера договорились – едем по грибы. Надо вставать. Электричка отправляется в полчетвёртого, корзины приготовлены с вечера... …Грибников, в поезде не очень много, основная масса двинет в лес попозже (что ж мы-то так рано, думаю). А народ – видно, что бывалый... …Прошло полчаса, и вагон начал постепенно пустеть: у каждого свои грибные места, они же и самые лучшие, конечно! Когда мы вдвоём (похоже, что никто больше на этой остановке не вышел) сошли прямо на насыпь, а поезд ушёл, то стало видно, что была всё ещё ночь, и ночь довольно тёмная, как писал Гоголь. По сторонам рельсового пути сплошной тёмной стеной стоял лес. Это только и можно было различить. Какие грибы?! Еще часа полтора до рассвета. Прохладно. Зябко. Роса на траве. Осень ведь уже… Зашли в ночной лес, разложили костёр, стало веселее, но темнота только сгустилась, огонь освещал лишь ближайшие стволы сосен, а дальше – еще большая чернота. Стоило ли так рано тащиться сюда? Теперь придётся сидеть здесь, жать рассвета. Да и где они – те грибы?.. Стало развидневаться. Отец показал направление, куда пойдём. Там, говорит, должны быть опята. Откуда он знает, ведь он тут в первый раз? Но у него многолетний опыт, «нюх» на грибы. Сколько раз я замечал это потом, и, надеюсь, кое-чему у него научился. Через несколько минут вышли на опушку. Сыроватая почва, трава, березняк какой-то покорёженный. Но в этой траве, на влажных прелых сучьях под ногами и на самих деревьях – сплошь опята! Кое-где от корней и на высоту поднятой руки! Ну, тут режь – не зевай. Скинув свои «сидоры», обшарили, сколько сумели, всю эту большую поляну. Когда заполнились корзины – набили заплечные мешки, переложив, то, что в них было прихвачено из дома, по карманам. Опёнки – грибы удобные для переноски: можно плотно напихать их в корзину, даже в мешок, а они, как резиновые, – не ломаются и почти не мнутся. Ну и напаковались мы, за каких-нибудь полтора – два часа! И, похоже, всё это место вычистили. Можно собираться домой. И тут я понял, почему отец выбрал самую раннюю электричку, почему торопился. Появились другие грибники. И, похоже, не из города – любители, а из ближайшего села – профессиональные сборщики, что продают потом грибы на базарах. Они уверенно, вышли на это место, но оно уже было пусто… Только еще раз в жизни я видел подобное, да пожалуй, – ещё большее количество грибов, и тоже, опёнков. Через много лет, уже в другом краю Брянского леса, в славных партизанских местах. Наполняю корзину грибами, отец – чуть поодаль. Вдруг он зовёт к себе: тут очень много! Да и у меня – немало, отвечаю. Нет, ты такого ещё не видел! Сомневаясь, что может быть ещё больше, неохотно пробрался сквозь кусты. Отец стоял и улыбался около сухого, без веток уже, ствола берёзы, надломленного примерно на высоте человеческого роста и лежащего под углом к земле. Метров 6-7 длиной. И во всю эту длину ствол плотно покрывали грибы, растущие и вверх, и вбок, и вниз! Как волосами оброс. Осень грустна, но дарит чаща лесная третью охоту. 2009
ariona: Мое мнение. Очень обыкновенный, простой рассказ грибника, ну не примечательный. Поэтому заявлять это как хайбун не очень скромно со стороны автора Ну попытка хайку тоже простенькая, не философична.
Анатолии: Роман Абрамович. Фото AFP Абрамович, Роман http://lenta.ru/lib/14161457/full.htm_Printed.htm Как Рома Абрамович жареные грибы гаечным ключом ел Виктория Куренёва Господа, теперь мне доподлинно известно: олигархами не рождаются. Более того, по крайней мере один из них —выходец из глубинки. Но, что самое поразительное, будущие олигархи проходили срочную службу в рядах Советской Армии! Предвижу недоумение на ваших лицах. Мое, видимо, выглядело так же от услышанного в телефонной трубке: “Алло! Найдите мне адрес Романа Абрамовича!”. “Того самого?” — поинтересовалась на всякий случай. “Да, мы с ним вместе в армии служили, что называется, бок о бок, полтора года. Вы не подумайте, что я сумасшедший. Могу доказать. Есть армейские фотографии”. А может, и вправду зря плохо о человеке подумала? Надо идти на контакт. Механик Эдиль Айтназаров пришел ко мне с огромным пакетом. “Такое количество фотографий и до вечера не рассмотришь”, — грустно подумалось мне. Но чуть позже защемило сердце, когда этот парень извлек из “авоськи” большой дембельский альбом и бережно раскрыл передо мной. Боже! А ведь и впрямь не сумасшедший. Вот они, младший сержант Айтназаров и рядовой Абрамович в обнимку, — “фото на память”. А вот всем солдатским коллективом грузовик облепили. Ну а это Роман Аркадьевич с футбольным мячом в воротах красуется. Любовь к футболу, однако, еще в армейские годы взыграла. А потом воплотилась во что–то... Прежде чем расспрашивать Эдиля о юношеской дружбе с теперешним олигархом, аккуратно так пытаюсь выяснить, что, собственно, побудило его искать встречи с одним из богатейших людей России. На что мой собеседник по–детски наивно ответил: “Он обрадуется. Нас многое связывает. Ромка меня кое–чему научил. Всю жизнь ему за это благодарен. Просто хочу самолично выразить армейскому другу свою признательность. Вся надежда только на вас”. И тут он начал вспоминать, как мне показалось, лучшие годы своей жизни. Улыбка все это время не сходила с лица Эдиля. — Эдиль, с какими чувствами призывались на службу в армию? — Родом я из маленького села, что находится в Алайском районе. Какие там у молодежи праздники случаются? Начало учебного года, его завершение. Сбор урожая. Когда пришло время призыва... Как объяснить? Это был праздник. Возможность увидеть еще что–либо, кроме унылого сельского пейзажа. К тому же я уже знал, что буду служить в России, во Владимирской области. Учебку прошел в городе Коврове. Там готовили младших командиров автомобильного отделения. До армии я закончил ДОСААФ, поэтому моя воинская специальность была предрешена. После учебки меня распределили в воинскую часть города Киржач. Там–то мы и познакомились с рядовым Абрамовичем. — Помните, как это было? — Прекрасно помню. Распределяли по войскам нас в Москве. Затем мы самостоятельно добирались до места службы. В Киржач я попал в два часа ночи. Ужасно хотелось есть. Встретивший меня офицер словно прочел это в моих глазах. Завел в казарму, а там в это время полным ходом шла генеральная уборка. “Рядовой Абрамович! — гаркнул офицер. — Отвести новобранца в столовую”. Вот так, собственно, и началось наше знакомство, которое практически сразу перешло в дружбу. Ромка (так мы его тогда называли) оказался довольно компанейским и чутким парнем. У него не возникало конфликтов ни в начале службы с “дедами”, ни потом, когда он сам перешел в их разряд. — Абрамович тоже служил водителем? — Нет. Он призывался из института и был у нас вроде диспетчера: отмечал, кто выехал, кто въехал на территорию части — это входило в его обязанности. Но он редко исполнял их. В основном находился в мастерской. Руки по локоть в мазуте, короче говоря, помогал механикам и водителям чинить автотранспорт. — На протяжении полутора лет вы с Романом Аркадьевичем круглосуточно были рядом. И какой он? — Начну с того, что еще в то время он тщательно следил за своим здоровьем и физической подготовкой. Спиртное не употреблял, не курил. Свободное от службы время использовал рационально. Как бы это сказать... Понимаете, создавалось впечатление, что каждая минута жизни ему особенно дорога. Мало того, что Роман сам усиленно занимался спортом — гантели, турник, пробежка, — так он еще и футбольную команду собрал. А потом в нашей части появилась художественная самодеятельность. Все удивлялись: откуда у парня такие организаторские способности? И что самое удивительное, он ничего специально не делал для того, чтобы увлечь людей. Мы добровольно принимали его правила игры. Нам это нравилось. Абрамович даже организовал... массовые походы за грибами. — Об этом поподробнее. — Знаете, когда мы в первый раз отправились в лес по грибы, я был обескуражен. Что греха таить, я не то что никогда до этого не видел такого количества грибов, я их попросту никогда не ел. Роман же по–хозяйски принес из столовой в автомастерскую казан и давай жарить собранный нами “урожай”. Со знанием дела! Самое смешное, что посуду для жарки ему дали, а вот чем потом кушанье употреблять — нет. “Головастый” Абрамович и тут быстро смекнул. В общем ели мы... гаечными ключами. Кому достался двенадцать на тринадцать, а кому “ложка” побольше — четырнадцать на пятнадцать.— Он был открытым человеком? Ну, можно было с ним поговорить по душам? О девушке, которая ждет из армии или о родителях? — Однажды я спросил его про родителей. А он вдруг стал мрачнее тучи. Рассказал, что мама умерла практически сразу после его рождения. Отец погиб, когда ему было четыре года. Больше мы к этой теме не возвращались. А девушка? Кажется, кто–то писал ему из дома. Знаете, в то время мы не любопытные были. Если человек хотел что–то рассказать, его слушали. Чтобы специально выводить кого–то на откровенный разговор — такого не было. Я благодарен Роману за то, что он многому меня научил. Остальное — неинтересно. И та возня, которая происходит сегодня вокруг его имени, в том числе. — Чему же он вас научил? — Многому. Русскому языку, например. Я ведь из кыргызского села. По–русски, как говорится, ни “бе” ни “ме” не знал, когда переступил КПП. Роман с усердием школьного учителя обучал меня грамоте и правильному произношению. А еще был момент, который я буду до конца своих дней помнить. Служба шла к концу. Приказ об увольнении в запас подписан — через два месяца можно со спокойной душой отправляться восвояси. Вдруг, было это 18 октября 1986 года, подходит ко мне Роман и говорит: “Эдиль, тебя командир вызывает”. И больше ни слова. Сердце у меня екнуло... Я к командиру, а тот: “Младший сержант Айтназаров, вы отправляетесь домой”. “Как же так? — говорю. — Мне еще месяц служить”. Командир медлит, а потом: “Ваша мама умерла. Вам домой надо, солдат”. Земля ушла у меня из–под ног. Думал, после этих слов сам Богу душу отдам. Роман сильно поддержал меня в тот момент: отдал мне всю имеющуюся наличность. Обошел ребят, собрал деньги и со словами: “Крепись, друг”, — вручил их мне. И еще. Мы к дембелю собирали в бутылку из–под шампанского по десять копеек. Нас было три товарища: я, Роман и еще один парень. Так вот, думали, что, когда уволимся из армии, разобьем бутылку, поделим наличность на троих, будет нам на что на воле погулять. Абрамович все монеты мне отдал, на похороны матери. — Вы, наверное, тогда в запарке и адресами не успели обменяться? — Был у меня его адрес, да затерялся где–то. Мы, кстати, встречаться планировали через каждые пять лет в Москве. Да не вышло. — Как вы узнали о его успехах? — В газете прочитал, совершенно случайно. Увидел фотографию на первой странице и обомлел. Как сейчас помню, статья называлась “Олигарх Чукотки”. Честно признаюсь, не поверил. Для полной убедительности не поленился в Интернете его биографию найти. Все сходится. Он это — мой армейский товарищ Ромка. — И все–таки, зачем вы его ищете? — Вы не понимаете... Ему приятно будет узнать, что однополчанин помнит его. — А не возникало желания попросить у него денег? Он ведь теперь человек небедный. — Вы что?! У меня и в мыслях этого нет! Если пригласит на Чукотку работать, вот это запросто. А просить... © Copyright: Виктория Куренёва, 2008 http://www.proza.ru/
Дончанин: КАК Я ГОЛОСОВАЛ Ну всё. Дальше тянуть некуда. До конца голосования осталась какая-то неделя. Если с "Соседями" и "Корзиной" разделался легко, часа за полтора (там всего-то по 7 страниц), то номинация "Редкий гриб", по объёму почти в 5 раз большая, требовала кропотливого голосования. На него уйдёт не один час. И не один вечер. За один присест с таким объёмом справиться будет тяжело. Да и не получится. Надолго компьютер не дадут. Потому что есть ещё жена, у которой бухгалтерия и годовой отчёт. И дочь, которая не только торчит на сайте смешариков, но и готовится к экзамену по музыке. А мидиклавиатура связана с компьютером. Поэтому я решил распределить голосование примерно по 5-6 страниц за вечер. Чтобы сильно себя не напрягать и сдать результат не в последние часы, как в прошлый раз, а хотя бы в предпоследний день. Админу к встрече Нового года тоже готовиться надо. День первый Страшный гололёд третьи сутки. Прихожу пораньше с работы, пока никого нет. Сажусь голосовать. Только закончил третью страницу, как звонок от жены: упала, ушибла ногу недалеко от дома. Сворачиваю страницу, одеваюсь, бегу на улицу. Привожу жену домой. Сильно распухла стопа. Непонятно, то ли сильный ушиб, то ли растяжение, то ли перелом. Пока возились, делали повязки и компрессы, пришла дочь и уселась за синтезатор. Разумеется, про голосование я забыл, и результаты улетели в тартарары. Потом хромая жена с перевязанной ногой сменила дочь у компьютера и занялась своей бухгалтерией. Им, конечно, компьютер важнее. Ладно, завтра наверстаю. День второй На улице плюс, но гололёд продолжается. Жена со своей ногой дома, и пользуясь случаем, полностью оккупировала компьютер, углубившись в дебеты-кредиты. Я попросил её на пару часов вечером дать компьютер мне. Прихожу с работы, сажусь, начинаю голосовать. Надо сегодня страниц семь осилить. Странице на пятой вырубают свет. Экономия электроэнергии перед новогодними праздниками. Бесперебойник пищит несколько секунд и... гаснет. А-аа! Давно надо было купить новый. Всё откладывал, и вот... Голосование было испорчено, настроение тоже. День третий Гололёд почти сошёл: тепло и дожди сделали своё дело. С ногой у жены стало получше, и она смогла доковылять до поликлиники, чтобы сделать снимок. Обошлось: перелома нет, сильное растяжение. Дочь с утра за синтезатором: вечером экзамен. Поскольку жена не в форме, на экзамен дочь повёл я. Ура! Пять! Илария просит купить ей киндер с Винксами. Говорю: выбирай, что хочешь, но... в разумных пределах. Заслужила. Вечером у дочки друзья, игры за компьютером, и голосование пришлось отложить. День четвёртый Льёт дождь. От снега и льда почти ничего не осталось. Жена ушла-таки на работу, больничный брать не захотела. Будто без неё работа станет. Дочь ещё в школе. Опять прихожу пораньше, предварительно купив новый бесперебойник. Теперь отключения света мне не страшны! Предаюсь голосованию. На скоро становится ясно, что жутко тормозит интернет. Еле домучиваю три страницы, плюю на всё, сохраняю результат и с горя иду за новогодними покупками. День пятый Дождь продолжается. Суббота. Ну сегодня-то день мой! Жена пошла на работу, у них какая-то "корпоративная вечеринка". А по-русски обыкновенная пьянка. У кого-то там день рождения. Жена не любит всех этих вечеринок, но отказать неудобно. Сказала, что поприсутствует пару часов для виду, и домой. Дочь отправляю в гости к подружке. Сажусь, углубляюсь в ГКО. Ещё десять страниц осилил! Сохраняю результат, делаю перерыв, иду заварить чаю. Слышу в туалете шум воды. Бегу в туалет. С потолка, как раз из трещины, течёт! Опять сосед сверху нас топит. Дому нашему больше 40 лет. Кирпичная пятиэтажная хрущёвка. И как это часто бывает, дом треснул. Трещина проходит аккурат через нашу кухню, ванну, туалет и уходит в подъезд к противоположной стороне. А наша квартира угловая. Окна выходят на юг и запад. Жена говорит, что недалёк тот час, когда отвалится наша часть. На что я возражаю, что может ведь отвалиться всё остальное, а наша часть устоит! В любом случае, дабы не ускорять сей процесс, поднимаюсь к соседу, звоню. Тишина. Тогда тарабаню в железную дверь. Глухо. А тут уже и соседи с третьего этажа подоспели: их тоже подмочило. Поднимаем в подъезде жуткий грохот и наконец будим пьяного соседа. Ещё минут пять уходит на то, чтобы объяснить, что мы от него хотим (ключ он найти не может, а потому и дверь открыть тоже). Весь оставшийся день уходит на ликвидацию последствий потопа. Естественно, голосование продолжить не удалось. День шестой Дождь перестал, но поднялся сильный ветер. Опять земля голая, и я уже подумываю, а не смотаться ли мне по грибы под Новый год... Первая половина дня уходит на семейный променад по рынкам и магазинам: продолжаем делать закупки к новогодним каникулам. Ближе к вечеру выбираю время и опять принимаюсь за голосование. Заканчиваю двадцатую страницу, собираюсь сохранить результаты. В это время звонит домофон. Кот, спавший на принтере, сигает сверху на компьютерный стол и бежит к двери. Попутно цепляет лапой клавиатуру, и у меня закрываются все окна... С криком "Я тебя спас, я тебя и убью!" догоняю кота, хватаю его за шкирку и порываюсь выбросить в форточку (4 этаж как-никак). Но натыкаюсь на грудью ставшую в защиту кота жену. "Только через мой труп!" Ну, жену-то в форточку мне выбрасывать совсем не хотелось. Кот был помилован, а голосование опять сорвано. Остаток дня я бурчал и занудствовал. День седьмой Снова дождь. Нет, точно фламмулина пойдёт. Надо в выходные идти в Кумжу. До конца голосования три дня. А у меня только 13 страниц закончено. Однако понедельник. На работе загрузили по полной. А тут ещё шабашка подвернулась. К праздникам лишние деньги - не лишние! Прихожу поздно, сил хватает только на то, чтобы мельком пробежаться по форумам. День восьмой Солнечно и тепло. Будто весна к нам заглянула! Беру отгул. Голосовать! Сегодня или никогда! Жду, пока все уйдут, завариваю крепкий ароматный китайский чай, приступаю. Время течёт незаметно. Вот уже и дочь из школы вернулась. "Папа, когда ты мне скачаешь чевёртый сезон "Школы волшебниц"? - Сегодня скачаю всё, что пожелаешь, только сейчас меня не трогай! Иди уроки делай! А тут и жена подтянулась. Рановато что-то. - Погляди, какую я кофточку на распродаже купила! Мне идёт? - Идёт! - отвечаю, не оборачиваясь. - Но ты даже не посмотрел! - Я доверяю твоему вкусу. - А для кого я всё это покупаю? Ты никогда не смотришь, во что я одета! И никогда не помнишь, во что я была одета накануне! - Мне важны твои внутренние качества, а не внешний антураж. - Даже если я появлюсь раздетая, ты не заметишь! - Ну, раздетую-то замечу... И вообще, раз я никак не реагирую на твою одежду, значит, всё в порядке! Если бы я увидел нечто несуразное, я бы тебе сказал. - Но ты никогда ничего не говоришь! - Значит, ты всегда хорошо одеваешься! - Да ну тебя! - Пожалуйста, оставь меня в покое ещё на полчаса, а потом я буду смотреть на тебя хоть весь вечер! Опять дочь: - Папа, когда ёлку будем наряжать? - Завтра куплю, нарядим. Сегодня комнату украсим: лампочки, гирлянды, дождики... Иди уроки делай. - Да сделала давно! Наконец последняя, 33-я страница. Дрожащими от волнения пальцами ставлю последнюю отметку и сохраняю. Всё! Откидываюсь на спинку кресла, ещё не веря в то, что всё закончено. А в комнате уже висели гирлянды и мишура, шарики-фонарики, а на противоположной стене весело моргали лампочки. Я и не заметил, как жена с дочкой украсили зал. Ведь послезавтра будем Новый год встречать! Как хорошо! И это было счастье. А много ли для него нужно? Всего-то делов: удачно и вовремя проголосовать.
Анатолии: Дончанин
Акимов Александр: Дончанин Замечательный дневник...
Анатолии: Сильвия Плат "Грибы" Сильвия Плат Грибы (перевод Сергея Бреля и Алины Левичевой) Всю ночь напролёт, белы, словно лёд, так тихо! – мы – пальцы росы, мы – почвы носы и лихо. Никто не заметит, предательства сети не тронут. Теснящимся крохам под гнётом не плохо вне дома. Что лист да игла! – мы – куча мала слепая, и мягкий кулак податливый мрак копает. Питаемся влагой и большего блага не просим. Мы матрицы Бога, нас много, нас много под осень. За нами партер, хороших манер отведай: тычок в локоток, закончим, браток, победой к рассвету. Не дремлем! – наследуем землю. Нам внемли. 6.10.02 S. Plath MUSHROOMS Overnight, very Whitely, discreetly, Very quietly Our toes, our noses Take hold on the loam, Acquire the air. Nobody sees us, Stops us, betrays us; The small grains make room. Soft fists insist on Heaving the needles, The leafy bedding, Even the paving. Our hammers, our rams, Earless and eyeless, Perfectly voiceless, Widen the crannies, Shoulder through holes. We Diet on water, On crumbs of shadow, Bland-mannered, asking Little or nothing. So many of us! So many of us! We are shelves, we are Tables, we are meek, We are edible, Nudgers and shovers In spite of ourselves. Our kind multiplies: We shall by morning Inherit the earth. Our foot's in the door. 1960
Дончанин: Анатолии пишет: Сильвия Плат "Грибы" Сюр...
Анатолии: Сильвия Плат “Была ли она демон, наделенный поэтическим гением, или гений, одержимый демоном разрушения, злым духом, неистовствующим внутри нее и управляющим ее действиями?” Эти строки, взятые из очерка Джин Гулд (автора многих биографических исследований), посвящены Сильвии Плат — одной из неразгаданных, интригующих фигур в американской поэзии ХХ века. Сильвия Плат (Sylvia Plath) родилась в Бостоне в 1932 году, в преддверии Великой американской депрессии. Может быть, уже это каким-то образом предопределило ее трагическую судьбу? В ее поэзии, наполненной, порой, безысходностью и отрицанием, в характерных для нее мотивах смерти и рока, отразился протест против обстоятельств жизни и запутанности отношений, которые связывали ее с людьми. Что еще больше оттеняет те ее стихи, где преобладают нежные, лирические ноты. Ей было тридцать, когда в один отнюдь не прекрасный день (потом так и не удалось объяснить, почему именно в тот день и час) она оборвала свое существование. “Если бы история ее жизни не была столь зачаровывающей и столь горькой, возможно, ее поэзия получила бы более умеренную оценку”. Так или иначе, но “непохожесть” творчества Сильвии Плат успела обратить на себя внимание читателей и критиков еще при ее жизни. Рано или поздно ее книги (The Colossus, Ariel, Crossing the Water, Winter Trees, The Bell Jar и др.) оказывались замеченными. И что еще примечательно — собрание ее поэзии, изданное посмертно (кстати, бывшим мужем, несчастливый брак с которым играл не последнюю роль в ее душевном кризисе), завоевало в 1982 году Пулитцеровскую Премию. Награду, присуждаемую за новейшие литературные достижения, получили стихи, с момента создания которых к тому времени прошло уже более двадцати лет, — факт сам по себе достаточно удивительный. Сильвия Плат была поэтом, своеобразное творчество и необычная судьба которой, тесно переплетенные между собой, не могли не вызывать споров. Кто-то отдавал ей первое место в ряду основных имен американской женской поэзии, были и те, кто считал ее творчество любопытным, однако незначительным. А между тем, молодое поколение поэтесс вдохновлялось ее языком и ее стилем. Сильвия Плат была поэтом. Из тех, чья поэзия удивляет. Татьяна КАСИНА ГРИБЫ Ночью спокойной Белою тайной Тихою тенью чуть раздвигая Почву сырую, Лезем на воздух. Нас не увидят, Не обнаружат, Мягким упорством Сдвинем с дороги Листья гнилые, Старую хвою — Даже булыжник Сдвинем с дороги... Мягче подушек Наши тараны, Слепы и глухи. В полном безмолвье Высунем плечи И распрямимся. Вечно в тени мы, И ничего мы Вовсе не просим. Пьем только воду, И никого мы Не потревожим. Мало нам надо — Нас только много, Нас только много... Скромны и кротки, Даже съедобны, Лезем и лезем, И на поверхность Сами себя мы Тянем и тянем... Только однажды В некое утро Мир станет нашим... 1960 Перевод с английского Василия БЕТАКИ
Dr. Fungus: Анатолии пишет: Только однажды В некое утро Мир станет нашим... Интересная концовка...
ariona: Анатолии До этого читала перевод только В. Бетаки. Но мне больше понравился Сергея Бреля и Алины Левичевой Особенно Мы матрицы Бога, нас много, нас много под осень.
Анатолии: Юрий Охлопков ПО ГРИБЫ Hе знаю, может, осень - это и красиво, но очень уж давит на нервы такая красота. Кругом, конечно, золото, багрянец и все такое прочее, но холодно и сыро. Правда, летом раздолье для всякой холоднокровной твари, а с приближением холодов она цепенеет, впадает в спячку. Да и пора ледяных людей еще не пришла: те где-то к самой зиме из берлог своих вылезают. Страшная штука - ледяной человек: рост метра четыре, вес под тонну, глаза красные. Hу да о ледяных людях пока думать нечего, лучше под ноги смотреть. Тем более, что гнилые ветки так и норовят подножку подставить. Странная какая-то ветка попалась: обхватила сапог и ни туда ни сюда. Дергаю ногой - гнется, но не ломается. Собрался ее рукой отцепить, да вижу: так и искрит, да еще и шипит впридачу, и никакая это не веточка вовсе, а проволока под током. Кажется, ее протянули тут лет пять назад, когда Эпоха Hапастей только начиналась, - им, видите ли, хотелось таким способом оградить лес от людей. Или, наоборот, - людей от леса. Хорошо хоть руками не дотронулся, а то уж точно домой не вернулся бы. Сапог-то резиновый, а ток слабенький, резину не пробивает. Интересно, откуда этот ток идет? Линии электропередач вроде бы все давно разрушены, своих электростанций в окрестных поселках, кажись, нету. От автономного реактора работает, что ли? Hо если рядом ядерный реактор.. . Hе без опаски вытягиваю из кармана счетчик Гейгера - черный такой, РКСБ-104. Тарахтит, конечно, но жить можно. Успокоившись, иду дальше по просеке - ветки так и норовят ухватить за ногу или за руку, выколоть глаза, перерезать горло. Хорошо хоть смерть-трава с ее нервно-паралитическими ароматами отцвела еще в июле и с большинства растительных хищников листва пооблетела - стоят голые и черные среди привычных елок. Только что, минут девять назад, выбрался из непролазного ельника - и нате! Опять. Только слишком что-то бледные, да и хвоя не та... Да ведь это хвощи! Здоровенные, с многоэтажный дом высотой, как в палеозое. Вот до чего докатились! Тут нам делать не чего. Идем дальше... Только подумал, выскакивает из хвощей гнусная тварюга - не все еще, значит, в спячке. Размер - поболе быка, но на слона не тянет, ноги - будто ходули, шея навроде лошадиной, а на ней огромная плоская голова. Сказал бы, что пасть до ушей, да только ушей у твари и в помине нет, вместо них - еще две лапы на манер богомольих, членистые, с когтем на конце. А на конце морды две дырки - не то ноздри, не то глаза, не разберешь. И вышагивает эта тварюга прямо на меня. Hе знаю, может, я ей просто поперек дороги стою, но проверять некогда. Hа груди у меня, понятно, лазер - нынче без оружия и носу из дому высунуть нельзя. Лазер, само собой, самодельный - фабричных на весь наш поселок раз-два и обчелся, да и те у экстремистов. Первый выстрел в воздух - не испугалась. Второй - по ногам. Hичего. Продолжает надвигаться, убегать, видно, не приучена. А я бы и рад бежать, да разве по такой чащобе разгонишься? Отступаю, на ходу палю из лазера. Мне б в эти дырки на морде попасть... И тут на мою беду заряды кончаются, а запасной магазин в кармане, и, что хуже всего, не помню в каком. Hу, все, думаю. И вдруг замечаю рядом заброшенный шалаш, бутылочные осколки, жестянки консервные. И - жестяной бидон, мне по пояс. Hе знаю, на что тогда рассчитывал, но хватаю бидон и бросаю чудищу под ноги. Реакция у него оказалась мгновенной: под ударом копыта бидон взлетел на воздух и на лету был распорот в клочья страшными когтями. Тут я перезарядил-таки лазер и послал один за другим четыре импульса в его левый глаз - или что там у него, неважно. Тварь свалилась, и прежде чем я перевел дух, ее плоть расползлась зеленоватой слизью, обнажив скелет. Ярко-голубой, но, несомненно, естественный. Пахнуло таким зловонием, что долго задерживаться на том месте я не стал - пробрался сквозь хвощи в березняк-осинник и пополнил свои трофеи. А потом очутился у свеженасыпанной кучи глины - на ней еще ничего не успело вырасти. Почему-то страшно захотелось пнуть эту кучу сапогом, но тут, к моему ужасу, неистово застрекотал в кармане счетчик Гейгера радиоактивное захоронение! А тут еще в небе пронеслась эскадрилья самолетов. Раздался рев двигателей, а минуту спустя - отдаленные взрывы. Экстремистов, значит, бомбят... По пути домой срезал еще несколько разноцветных. Только вышел из лесу на дорогу, перед носом промчался бэтээр "скорой помощи", а вслед ему - пули и гранаты экстремистов. Вот дурачье! Это по бэтээру-то - из автоматов да гранатометов... В райцентре, между прочим, основной транспорт газотурбинные танки, а в столице так вообще, кроме вертолетов, не признают ничего. И все в боевые скафандры одеты. Пора бы и мне на скафандр разжиться, а то все по старинке в бронежилете хожу. Добрался до поселка, сердце так и ухнуло: гляжу, вместо моего дома одна арматура рваная. Hо опомнился - не мой это дом, соседский. Hу и славненько. У подъезда встретил старого знакомого. Куда, спрашиваю, собрался? А он говорит: в лес. Я ему: да ты что! Там сейчас экстремистов бомбят! А он: да я так, дровец нарублю, а то вдруг реактор сдохнет. Пожелал я ему удачи, обернулся - а за плечами у него здоровенная корзина. Э, думаю, не я один такой умный. Захожу домой, вываливаю на пол трофеи: три боровичка, десяток красноголовиков и подберезовиков, шесть сыроег. Один какой-то расплылся зеленоватой слизью и воняет жутко - в точности как та тварь лесная. У другого выросло копыто, но не расплылся. Hесколько грибов перекусались, с нынешними это бывает. Остальные все мне не известны - то ли от тех спор, что залетели из других измерений, то ли просто мутанты. После проверю на съедобность методом Трепова-Перетятько. А ведь скажи мне кто до Эпохи Hапастей, что и в такие времена народ будет ходить по грибы, ни за что б не поверил
Valery: Хороший рассказ, только вот оптимизма почему-то не добавляет
Дончанин: Мрачная какая-то фантастика.
Екатерина: Как-то этот вид фантастики ведь называется, надо у Смирнова спросить.... Юрий Охлопков пишет: Hесколько грибов перекусались, с нынешними это бывает. Хорошо хоть грибника не загрызли
ariona: Мне не понравился рассказ. Никакой он Дончанин Давай свои рассказы!
Л.Смирнов: Глумливая, подковерная чернуха - вот как называется...
Dr. Fungus: В художественном отношении рассказец, конечно, слабоват. Valery пишет: оптимизма почему-то не добавляет Valery Отчего-ж? Последняя фраза звучит как раз оптимистично А ведь скажи мне кто до Эпохи Hапастей, что и в такие времена народ будет ходить по грибы, ни за что б не поверил
Анатолии: Анатолии пишет: пора ледяных людей еще не пришла: те где-то к самой зиме из берлог своих вылезают. Страшная штука - ледяной человек: рост метра четыре, вес под тонну, глаза красные. Не применительно к автору сих "виршей", скажу: лучшие фантасты проживают в Питере... на "Пряжке"
Л.Смирнов: Когда-то, на самом пике отравления природы советской индустрией, я написал повестушку "Песенка тикера". Ее отказались печатать - боязно было конфликтовать с властями. Советы пали - и вещь снова отказались печатать, дескать, чернуха (особенно по экологии) теперь никому не интересна. Так и пошло: то слишком рано, то слишком поздно... Отсюда один путь - на Пряжку.
Екатерина: Леонид, я полностью согласна с твоим определением . Но я имела в виду, что это что-то в жанре "антиутопия", или может некий "эко-панк" . Но вообще-то, Анатолий, скорее всего, прямо в точку - бред сумасшедшего, хоть и небесталанного литератора.
Бача: А мне рассказ понравился: ходить в лес с корзинкой и автоматом - в этом что-то есть. Автор пишет: проверю на съедобность методом Трепова-Перетятько Трепова не знаю, а вот в Ставрополе, вотчине Арионы, жил такой известный скульптор Фёдор Иванович Перетятько. Вот отрывок из воспоминаний о нём Соколенко А.Е.: Страсть. Одержимый грибник Федор Иванович Перетятько ... Я возвратился в Ставрополь. Наш город на возвышенности, а Запад и Юго-Запад за городом весь в лиственных лесах, изрезанных глубокими оврагами. Я стал чаще в них заходить, изучать их, и, к моему удивлению, мне стали попадаться сыроежки, моховики и незнакомые мне грибы. В Художественном фонде мне сказали, что скульптор Федор Иванович Перетятько всегда собирает здесь грибы: подосиновики, подберезовики и белые. Говорили, что без леса он и жить не может, когда-то болел туберкулезом, и лес для него — дом родной. В то время в Фонде художники часто писали заказные портреты членов Политбюро. Федор Иванович был мастер сухой кисти, и лучше него никто не мог сухой кистью написать портрет. Но он занялся скульптурой, которая стала смыслом его жизни, бросив навсегда свое старое ремесло. Еще молодым он вырубил из серого гранита бюст осетинского поэта Коста Хетагурова, и с бульвара главной улицы нашего города смотрит Коста на свой любимый Юг. Позже многие скульпторы украшали монументами город, но скромный бюст Коста Хетагурова и до сих пор остается лучшим памятником в городе. Посещающие наш город гости-осетины всегда с благоговением молча стоят у памятника своему земляку. Федор Иванович, высокий, сухой и статный, всегда элегантно одет, носит велюровую шляпу, бархатный костюм и бабочку. Он много работал над заказами, устанавливал свои скульптуры по краю. Но и в глуши придерживался своего стиля в одежде, встречая художественный совет в своем элегантном костюме, идя в резиновых сапогах по слякотной дороге. Впервые я более и менее разглядел его в ресторане «Колос». Как-то я купил билеты в этот ресторан для проведения новогоднего вечера, мы с женой уселись за стол, и вдруг появляется Федор Иванович со своей красавицей женой Эммой, и садятся они напротив нас. Эмма Коровинская, элегантно одетая, с хорошо поставленной речью — диктор Ставропольского радио. Они танцевали, чинно сидели за столом, делая замечания по поводу блюд, вероятно, понимая в этом толк. В то время, когда все хорошее доставали по знакомству, у них на столе всегда была красная и черная икра, крабы. В лес я стал ходить чаще, изучая и ища грибные места. Как-то в маленьком осиннике нашел несколько подосиновиков, встречные грибники, увидев их в моей корзине, стали говорить, что это поганки: «На Пятом километре, в овраге, их столько! Мы их и топтали, а они все лезут». Я сразу смекнул, что надо идти на Пятый километр. Я жил в Ботаническом проезде на окраине города, откуда вела дорога на Пятый километр. Рано утром вышел в путь, дошел до Пятого километра, нашел овраг, спустившись в его пасть, пробираясь сквозь колючие зубы кустарников, попал в осинник, и, боже мой, какие подосиновики! Большие, толстоногие с бархатистыми красно-оранжевыми шляпками без единой червоточины, они нагло смотрели на меня, а я весело укладывал их в корзину. Через два дня я вновь отправился в осинник. Был туман, недалеко от родника, на стволе засохшего дерева увидел грозди маленьких грибов охристо-коричневого цвета. Я отломил куст этих грибов, они были с завернутыми к ножкам шляпками с венчиком. Подумал, что это, наверное, опята, но когда не знаешь грибов, лучше не брать, и я положил их на землю. В осиннике, собрав немного подосиновиков, я вдруг столкнулся с Федором Ивановичем. Его большая корзина, полная подосиновиков, представляла собой замечательное зрелище. Он тоже не ожидал встретить меня в лесу: «Ты, наверное, за мной следил?» — «Да нет, я сам зашел в лес». — «А где ты зашел?» — «От трассы, с начала оврага». — «Ну, пойдем, я тоже посмотрю на эту дорогу». Подойдя к дереву, где я отломил их вначале в ведро. Они всегда торопились, как лавина, скатывающаяся с гор, круша все на своем пути, сбивая ногами мухоморы и сыроежки. Видел несколько раз грибника, быстро идущего, нагнувшегося, с большим ножом, который держал по-над землей, как косу. Заготовитель! Ему не дано, увидев гриб, спокойно полюбоваться этим лесным чудом, поставить корзину, потом рукою провести по бархатистой шляпке к ножке, освободив ее от травы и мягкого слоя земли, срезать, извлечь его, ощущая тяжесть и прохладу, еще раз полюбоваться его ножкой и положить в корзину. А взгляд уже скользит по бугоркам, по траве, ища его меньших и больших собратьев. Они здесь же, в траве, в охристых беретах, прячутся от недостойных, жадных глаз. Придя домой, Федор Иванович сортировал грибы, очищал от земли, перерабатывал: молодые подосиновики — «челыши» — мариновал, белые сушил; подберезовики, крупные подосиновики и белые с добавлением сыроежек жарил. Осенью пойдут опята. Ему по душе были «королевские опята» с толстой пузатой ножкой, с коричневой шляпкой, тронутой посредине как бы зеленым мхом. Брал только молодые грибы, чтобы замариновать, а зимой открыть небольшую баночку чудо-грибов, и на стол — под рюмку крепкой водки. Поздней осенью бродил по лесу, шурша желтой листвой опавшего леса, ища ведьмины круги рядовок. Да и каких только не находил он грибов! Но выбирал всегда лучшие, получая удовольствие от каждого срезанного гриба. Своих соперников-грибников он наделял такими характеристиками, что если бы они слышали его, то их бы корежило от боли: «Этот бешеный пес, я ему как-то показал осинник, так за ним не угонишься. Я ему говорю — что же ты вырезаешь даже зародыши? Расти не даешь! А он все равно каждое утро режет, не дает им вырасти!» Обо мне говорил: «Да разве ему можно показывать места! Он же все вынюхает, и нос у него, как у ежа, так и рыщет». Лес он любил страстно, не мог терпеть в нем мусора: «Загадили весь лес! Машинами, самосвалами везут! — гремел он. — Что за люди! Такой мусор и земля не принимает: пластик, целлофан! А химия?! Весь лес отравят! Я и мэру писал — чтоб приняли меры, и в газету — все бесполезно. Как сбесились! Ничего живого, чистого не осталось!» — страшно переживал, болел от этого. Шли годы, Федор Иванович оставался таким же. Осинник старел, деревья падали, да и люди попилили деревья, побросали, не убрав, грибов в нем стало меньше, ходить труднее. Федор Иванович ругал всех за порчу леса: «Что за люди? Все готовы уничтожить». Ему было уже за восемьдесят, я встретил его в лесу, обрадовался: «Федор Иванович! Вот удача! Я так давно тебя не видел. Хоть в лесу встретил». Пошли с ним, походили по лесу, повздыхали, что стало не то. Но все равно в лесу было хорошо. Выходя из оврага, Федор Иванович часто отдыхал, садился на повалившееся дерево: «Здесь я отдыхаю», — и закуривал. Он все такой же — худощавый, стройный, только ноги дают знать: «Друг, вот! Подарил корзину, решил обновить». В корзине лежало несколько белых, зеленые сыроежки. Федор Иванович — фронтовик, был узником Бухенвальда, но об этих страшных годах он никогда не говорил. Наверное, там-то он и подхватил страшную болезнь — туберкулез. Лес был его доктором, верным другом, излечил его, и Федор Иванович никогда ему не изменял, защищал как мог. Он получал марки от немцев, которые хотели искупить свою вину перед человечеством, выплачивая маленькую мзду таким вот пострадавшим, как Федор Иванович. На открытие выставок или памятные встречи в дни Победы Федор Иванович приходит в новом элегантном черном костюме с тростью. Выпивает пару рюмок, одевает элегантное бежевое пальто, раскланивается с женщинами, целует им ручки и уходит. Мы с ним перезваниваемся, спрашиваем друг друга: «Как в лесу?» Пошли грибы, Федор Иванович переживает, не выдерживает, и, несмотря на больные ноги, делает очередную вылазку в лес.
полная версия страницы